Большая Тёрка / Мысли /
Какая дикость из окна,
какая дикость, -
с восьмого прыгнуть этажа:
иль это в милость?
Гуляла свадьба без стыда,
им было мало:
лежала на газоне та,
что не хватало.
На шумной свадьбе был жених,
но без невесты;
она бежала не от них, -
с чужой фиесты.
Какая дикость из окна,
какая дикость, -
с восьмого прыгнуть этажа:
иль это в милость?..
Бывает, — не о чем писать
и мыслей вроде нету,
с тоскою смотришь на кровать:
не впасть бы в спячку к лету.
Вот почему медведь живёт
годков примерно восемьдесят?
Да просто лапу он сосёт
в берлоге поздней осенью.
А человечек, как юла
иль необузданная лошадь
бежит, задрав свои глаза, -
иль верещит на площади.
И где мораль, и в чём она?
Об этом я не знаю.
Жизнь беспокойная до дна, -
коль я о ней мечтаю...
Мне в облике знакомом что‑то,
какая -то «чертинка» поменялась,
и тащит в беспросветное болото
мою душонку, что сопротивлялась.
И нету сил порвать мне эти путы,
да я и сам того же не хочу.
Тащите же быстрей, пока разута:
не то, — быстрей оленя убегу.
Ну, догоняйте, может это выйдет, -
хотя свободным я не нагулялся.
Отдайте мне на откуп, что изыйдет:
а тело мне не жалко, — наслаждайтесь!..
К чему слова? Руки касание
Вам Душу всю перевернёт:
ресниц не явно трепетание
тревогой нежной обовьёт.
Вы не найдёте Повод там,
где только Чувству место есть, -
не расчищайте Вы к мостам
тропинок. Их не перечесть.
Идите той, что сердцу ближе,
она для Вас, и лишь для Вас:
Любовь сама на Душу нижет
чувств «бесподобие» подчас.
Ни с чем сравнимое волнение,
эндоморфина ярый всплеск,
придёт для Вас, как откровение:
Душе, неведомой Чудес...
Если бы не встретились мы с Вами,
на весенней утренней дорожке, -
мы бы не гуляли вечерами
до одной знакомой нам сторожки.
Не глотали б воду из колодца,
где журчит студёная вода:
не хватали б розы, где придётся, -
из теплиц соседнего двора.
И не рвали б яблоки незрелы,
с кислой миной не смеялись б так:
и сосед‑дедок, «вояка» смелый, -
не гонял бы нас на свой чердак.
Запахи душистого нам сена
не тревожили б тогда Души, -
не закончилась бы наша сцена
страстною мелодией весны...
как обыденность, не нормативность
- «Посмотри в мои глаза
в них увидишь мир бездонный,
и тревожную весьма
Душу, что считают тёмной.»
Так один дедок сказал,
что на паперти сидел.
Шёл вчера я на вокзал, -
к электричке не успел.
На скамью присел, и с дедом
неспеша завёл беседу.
Зябко было, ветер дул, -
собеседник мой уснул.
И подумалось мне вдруг:
как же можно так уснуть?
Вроде только говорил,
и усами шевелил.
Вот пройдёт ну, скажем, двадцать
лет, возможно, и тогда:
так же буду отсыпаться
в разговоре? Вот дела!
Старость дома не застанет,
я уверен на все сто:
если только в сон потянет
в кашемировом пальто.
Почему про Душу он
говорил мне, как о «тёмной?»
Может, видел только сон
в размышленьи потаённом?
И почему так говорят:
- «Чужа‑Душа, всегда потёмки?»
Может, — просто не хотят
в разговор вступать негромкий?
«По душам поговорить...»
Слов давно таких не слышал:
иль «лавЭ быстрей срубить,»
или «босса взять для крыши...»
Лексика, лексика: обладала формами,
стала, — «несусветною,» «траченной» реформами...
Вы не оставите меня, -
у Вас не хватит совести.
У нас осталось лишь два дня:
закрыть страницу в повести.
Вы откровенностью маня,
с ума меня зачем сводили?
Со мной шутили без конца:
а может, даже, Вы — любили?
Вы обещания шептали, -
рукой прикрывшись, улыбались:
хотел я верить, но едва ли
Вы в этом искренне старались.
Ах, этот быстрый наш роман
угас, едва начавшись:
а я надеялся, болван,
уйти от Вас, — не разругавшись.
Я эпиграмму Вам верну,
где Вы смеялись, так маня:
я может, просто, — Вас люблю.
Вы не оставите меня...
Ну, вот опять я в Старом парке, -
один сижу я на скамье,
и жду когда над Летней аркой
звезда прислонится к звезде.
Вокруг не видно ни души,
в аллеях пусто и уныло:
точу ножом карандаши, -
запечатлеть, что сердцу мило.
Берёз наряд и старых елей,
в лучах серебряной Луны:
хотя, признаться, я не смею
на лист ложить свои мечты.
Иное дело, сей пейзаж, -
так не востребованный с детства:
дрожит меж пальцев карандаш,
и мотыльком трепещет сердце.
Вот на листок ложится штрих,
ещё один, за ним, — другой:
а вечер в парке как‑то тих,
и бровь моя ползёт дугой.
Прищурив глаз, хочу измерять
масштаба точную линейку:
не знаю, как мечтам поверить, -
сидя на ломанной скамейке.
Эскиз окончен, что ж, — пора,
я закрываю свой планшет:
через часок здесь детвора
снежками весь облепит свет...
Мне не хотелось Вас увидеть.
А в чём причина та была?
Не думал чем‑нибудь обидеть.
Работа. Скучные дела.
Напротив дома есть кафе.
Вас пригласив на чашку чаю, -
приду, конечно, под «шафэ:»
немного Вас не замечая.
Бармен предложит «Маргариту.»
Я Вам её преподнесу.
Случайно ль, нет? Там «Рио Риту»
всегда играют «на лету.»
Фокстрота дивное звучанье
Вас в умиленье привело,
и я готов был в обещанье
ввернуть случайное словцо.
И о весне, о настроеньи,
о том, о сём, — о чём‑нибудь:
и попросить Вас в воскресение
на чашку чаю заглянуть.
Работа, скучные дела
и беготня по магазинам,
не оставляют время для
минуты лёгкого интима...
Меня просили Вы остаться,
а я дар речи потерял:
не мог, конечно, отказаться, -
я идеалом Вас считал.
Притушен свет, и на столе
бокала странная игра:
лежите Вы сейчас на мне, -
нагая бестия моя.
Рука до пОлу, на полУ
Ваш тапок «зайчик» подмигнул:
нелепо всё. В толк не возьму
любови спешную игру.
Я просто счётчик шёл проверить,
Ваш электрический, в подъезде:
и не могу себе поверить,
что вот лежу на переезде.
Как будто поезд переехал,
эх, ощущения мои!
Любови странные утехи:
куда меня Вы завели?..
Фотография жены в бумажнике часто напоминает о том,
что на её месте могло быть гораздо больше денег.
Не трать свою жизнь на стояние в очередях:
ты не можешь быть первым.
Если, читая «Форбс» с утра, себя не обнаружил:
принимайся за работу.
Чтобы оставаться молодым, надо жить честно,
есть медленно и — лгать о своём возрасте. (Люсиль Болл)
что делать, временное явление, никто не озадачит
Двое у окна.
Слов совсем не надо.
Истина одна,
как всегда — не рядом.
Там где нет её,
нет и сожаления.
На пути опять ещё
грешное волнение.
Не ищите истину,
не для Вас она:
надо быть бы искренним
им там, — у окна.
Никого не нужно им, -
только лишь глаза:
не мешайте истинным
чувствам, небеса!
Вы от них подалее
отодвиньтесь, Друг:
истину едва ли Вам
здесь «так отдадут!..»
Меня на встречу пригласили,
что неформальною прозвали,
и чашку с чаем подносили,
и конъячку всё подливали.
А я, событий не «прочуя,»
всё улыбался и кряхтел,
подвоха в этом я не чуял, -
и с удовольствием там «пел.»
Ну, не совсем, конечно, пел, -
скорее даже «подпевал,»
и одного я не узрел:
на встрече той кто «правил бал.»
«Заговорили зубки» лихо,
о, безрассудство ты моё!
И «подженили» очень тихо, -
теперь смотрю я на кольцо.
Его зачем на палец мой,
надели споро и без спросу?
Как не «дружил» я с головой, -
меня оставили Вы с «носом!»
А я жену ведь не искал,
не думал даже я об этом.
Вы мне воздвигли пьедестал:
- «Зачем смеялись над поэтом?..»
Я понимаю, — Вам «прописка»
нужна была, мой юный Друг.
Мне улыбнулись Вы, Редиска,
и я «расстаял,» — грешный Плут...
Читал письмо я между строк,
слеза катилась на платок, -
тот самый серый, из батиста:
слеза скупая у артиста.
Мне жалко было той утраты,
которой не было когда‑то, -
в тот самый день, когда прощались:
чего хотели, но боялись.
С другим опять играешь Ты,
презревши детские мечты, -
в сторонке вновь остался я:
молчу, и катится слеза.
Слеза скупая на платок,
в весенний ласковый денёк;
я не молю, не жду обратно, -
и не хочу. Мне неприятно.
Пускай нелестною тирадой,
стиха печаль нам буффонадой
не прозвучит, но отзовётся, -
в Душе, распахнутой для «Солнца...»
На подоконнике, с самого краю,
над батареею, кот мой сидел;
что потерял он? Даже не знаю, -
но убежал он, беспечный «пострел!»
То ли синицу, то ль воробья,
он поджидал, и облизывал тапок:
невероятно схватить без труда
птичку чрез стёкла мохнатою лапой!..
Не хочет ни «Фрискасу,» и ни колбасок,
смотрит на тапок с какой‑то тоской:
эх, мой дружище! Ты ж не «подпасок,»
ты — лишь котёнок мой, «Рыжий» такой!..
Может, снова скажу Банальность,
Но... Аккордами мне не помочь.
Разметав по струнам тональность,
Мне хотелось утешить Ночь.
Не устанет страдать гитара,
Проклиная безумство дней,
По которым маршрутом старым
Вы прогнали меня «взашей.»
Сторонясь постулатов вечных...
Всё проиграно в пух и прах!
Просто люди всегда беспечны,
Пока прячется в Душах страх.
Просто Ложь украдет одежды,
Чтоб за Правду сойти слегка.
... Я не знал, что моя Надежда
От Реальности далека...
Папироска. Блокнот. Карандаш.
Фотография чёрным по белу.
У окна очень странный типаж:
это я не готов к переделу.
Вы меня променяли на деньги,
на любовной игры берега:
не звоните вот только частенько, -
не моя Вы, признаться, мечта.
Я остыл, и с работой повенчан,
и беспечностью рад до нельзя:
ну, а образ Ваш юный развенчан, -
по наклонной в Душе уходя...
бред сивой кобылы, что под вечер, приходит