Каждый год у меня случается месяц в который я люто пью и трахаюсь как обреченный. До следующего...
Каждый год у меня случается месяц в который я люто пью и трахаюсь как обреченный.
До следующего...
Каждый год у меня случается месяц в который я люто пью и трахаюсь как обреченный.
До следующего года.
На улице лето, лето-лето. На улице полдень. Нас пятеро и мы стоим на довольно крупном перекрестке...
На улице лето, лето-лето. На улице полдень. Нас пятеро и мы стоим на довольно крупном перекрестке...
На улице лето, лето-лето. На улице полдень. Нас пятеро и мы стоим на довольно крупном перекрестке (по 4 полосы в сторону). На четверых из нас белые сорочки, брюки, лаковые туфли и перчатки. Эдакие лакеи. Пятый одет в джинсы и футболку. На его лице всегда тень. Он бородат.
Он дает инструкции двоим и, когда машины останавливаются на светофоре, они выходят на проезжую часть, начинают петь и танцевать. В первые секунды вокруг царит молчаливое непонимание. Ахуй. Потом, люди разражаются смехом, к моим знакомым присоединяются случайные прохожие, они танцуют и смеются вместе. Все счастливы. Мы наблюдаем за ними.
Через пару минут действо заканчивается также как и началось. Двое исчезают.
Я, мой спутник и наш наставник переходим на противоположную сторону перекрестка, дожидаемся красного и идём петь. Я чувствую себя неловко, не решаюсь петь и только прыгаю где-то на подтанцовке. Товарищ же начал с того, что одел перчатку на голову, как петушинный гребешок, только белый. Как бы он не прыгал она не падает, что впечатлило меня в тот момент очень. Меня захлестывает радость от того, что к нам присоединяются случайные люди, от того, что из автобуса выскакивают пасажиры и начинают танцевать. С тремя упитанными тётками я вожу хоровод, подпрыгивая в нужные моменты. На их лицах счастье.
Кто-то кричит нам: «Вы артисты? Кто вы?». В 2 голоса мы отвечаем: «Нам просто скучно жить в России».
Внезапно я понимаю, что источником эйфории охватившей всех вокруг являюсь я и только я.
На моей шее повисает милая девушка лет девятнадцати на вид, мы вальсируем меж машин. Она смеётся, я пою.
Всё заканчивается и мы идём через перекресток, у нас нет цели, мы просто идём. Я обнимаю девушку, рядом со мной мой товарищ и кто-то из прибившихся к нам. Из-за спины появляется черный лексус и мой спутник исчезает в нём. Я целую девушку, но она не отвечает мне, на её лице непонимание и я осознаю от чего: в мои объятия её толкнула одна из пухлых тёток, я еще не купил ей выпить и не спросил имени. Меня охватывает отчаянье от осознание, что побудило её повиснуть на моей шее желание убежать из России, от этих людей. И от этого разочарованного отчаянья я просыпаюсь.