Шкипер шхуны "Дэстини" ходил взад и вперед по полубаку, разворачиваясь на каблуках всякий раз, как достигал борта. Почти постоянно он смотрел в тиковые доски палубы, взгляд его был рассеян. Что он пытался там там увидеть - известно одному лишь морскому дъяволу - вот уже полгода "Дэстини" стояла на якоре в кромешной тьме. Иногда Шкипер смотрел и на тьму, стараясь что-то разглядеть в её маслянистой, почти осязаемой, черноте. В эти моменты он прищуривался, глаза его загорались каким-то нездешним огнем, а вся фигура превращалась в подобие натянутой тетивы, готовой в любой момент швырнуть "Дэстини" к далекой, известной лишь Шкиперу, цели.
Шкипер искал Маяк.
Хотя нет - ищут лишь только то, что потеряли или то, чем никогда не обладали. А Маяк был у Шкипера давно. Когда-то он уже бросал якорь в бухте Маяка и пришвартовывался вдоль всего борта к кнехтам у его подножия. Тогда он был счастлив. Но в ту пору Шкипер был молод и глуп, и не понимал что такое счастье. Однажды в портовой тавере он услышал, что есть капитаны, которые ходят в океане не только по маякам и бухтам, а ориентируются по небу и следуют за звездами. В нем проснулось любопытсво, и любопытство было сильнее его - ведь, как мы уже сказали, он был молод и горяч. И в день, который он запомнил на всю жизнь, он приказал отдать швартовы и поднять якорь.
Сейчас он проклинал этот день именами всех известных ему богов и дъяволов: морских, сухопутных и подземных; малайских и индийских; скандинавских и арабских; христианских и мусульманских... И не менее люто он возненавидел звезды. Это была не яростная ненависть, которая сжигает всё вокруг, это было скорее холодное презрение. Звезды отняли у него Маяк и при этом продожали спокойно блестеть на небе. Сейчас, после многих лет хождения по морям и океанам, он совсем иначе относился к звездам. Он воспринимал их просто как точки в углах навигационнных карт - красивые, но бесполезные украшения, налепленные картографом тут и там.
А еще он презирал звезды за то, что ему про них постоянно говорил Боцман. Их встречи всегда проходили одинаково – они усаживались за стол в кубрике, съедали стряпню, приготовленную коком-малайцем и принимались за ром. И каждый раз, когда бутылка пустела, Боцман неизменно начинал:
– Послушай, на кой черт тебе этот маяк?
– Он мне нужен...
– Но зачем? Ты отшвартовался от него, пошел по звездам - ну так и правильно сделал...
– Иди к дъяволу, мне нужен мой Маяк!
– Ты уперся хуже бухарского ишака - "маяк-маяк, нужен-нужен"... Скоро у тебя вырастут такие же копыта и уши!
– Тину тебе в глотку, Ундину тебе в бордель! Почему бы тебе не продолжать пить ром и говорить про цены на манильскую пеньку и пенджабский джут?
– Мы стоим здесь на чертовом якоре уже полгода! Почему бы тебе не поднять голову, не вглядеться в звезды и не пойти по ним? Или ты не в силах этого сделать? О, ты не ишак, ты – свинья, которая просто не умеет поднимать головы!
Шкипер заводил руку за спину, срывал малайский крис из потайных ножен в камзоле, висящем на кресле и с силой кидал его в Боцмана, который в тот момент уже захлопывал дверь кубрика. Крис со свистом летел в дверь и втыкался в неё, разбивая доски в мелкую щепу...
Шкиперу не нужны были звезды. Холодное их мерцание не манило его. И он ждал... Ждал, когда вспыхнет Маяк. Вспыхнет живым теплым светом, таким же как тот, что горит внутри его души. Вспыхнет и позовет его к себе, позовет к своим кнехтам, стоящим ровными рядами вдоль причала. И Шкипер сам спустится на берег и затянет швартовы своими руками. Затянет так крепко, чтобы ни прибой, ни дождь, ни время не смогли их развязать.
Просто Шкипер любит Маяк, что стоит в бухте Спэшвотер-Бэй.
−6
