Большая Тёрка / Мысли /
Собравшись вечером за чаем с печенюшками, мы обсудили конкурс и истории, раздали подарки тем, кто не побоялся за ними прийти в снежный майски вечер.
Скромных и занятых, а их совсем немного, мы ждем к нам в гости и с радостью вручим заслуженые подарки.
У меня в сети появился интересный конкурс - Живая история. Я понял, что до этого момента никогда не вдавался в подробности о том, кто из моих родственников участвовал в Великой Отечественной Войне. С этим вопросом я обратился к своему дедушке. К моему великому сожалению, оказалось, что военная история моих прадедушек и прабабушек потеряна во времени. Однако об одном из своих родственников мне все-таки удалось кое-что узнать. Этот человек - мой двоюродный дедушка.
Майданник Алексей Васильевич
Он родился в январе 1919 года в городе Киев. Окончил 10 классов.
Война затронула его сразу же, как только началась - в то время он работал на заводе в городе Киев. Его сразу же призвали, но не на фронт, а в особый вид войск - "ВНОС" - войска наблюдения, оповещения, связи. В то время было мало радиолокационных станций, но именно они сообщали о приближении вражеский самолетов. И ему довелось служить именно там.
Спустя год, под Полтавой, в один из обычных дней их радиолокационная станция подверглась жестокой бомбежке, предотвратить которую было невозможно.В ней не уцелел никто... Никто кроме трех человек, среди которых оказался и мой двоюродный дедушка.
Он получил тяжелые увечья и долгое время провел в госпитале. Он стал инвалидом первой степени, и на этом участие в войне для него закончилось...
Но он не сдавался и по окончанию войны пошел учиться. Поступил в Киевский Государственный Университет на юридический факультет и с отличием закончил его. После остался работать преподавателем там же. Защитил докторскую, стал доктором юридических наук. Проработал он преподавателем более 60 лет.
Умер мой двоюродный дедушка два года назад, в городе Киеве в возрасте 89 лет.
Он не был удостоен многочисленных наград, но он был "бойцом невидимого фронта"...
Случилось страшное - ВОЙНА
Весь мир затронула она,
Коснулась каждую семью
ВСЕ защищали Родину свою!
"Мы проживали час за часом,
Вели жестокие бои
И страх над нами был не властен
В последний бой мы шли и шли...
А дома ждали нас родные,
Нам это придавало сил,
Израненные, еле живые
Мы рыли ямы для чужих могил..."
Ответив на военный зов
Не все осталися в живых...
Благодарим же наших дедов
Мы ВЕЧНО будем помнить ИХ!
Посвящается Майданнику А.В.
Он не видел самой победы, и узнал о ней только спустя неделю. Он прошел всю войну отстаивая независимость Южных Курил и неизменил тому к чему он шел даже спустя многие десятилетия в период распада Советского Союза. Каждый день войны он понимал, что однажды и его корабль может не вернутся с боегово задания.
В 4 часа утра 18 августа 1945 года началась высадка десанта, в ходе Курильской десантной операции. Бои не утихали всю ночь, носили исключительно затяжной, кровопролитный характер. Главной особенностью являлось то, что все основные точки обороны японцев находились под землей, в скалах — доты, дзоты, подземный аэродром, батареи и даже госпиталь расположенный на глубине 80 метров. В течении первых 8 часов наступления дивизион десантных кораблей потерял 10 судов из 16. И все же героические усилия наших воинов увенчались успехом: 23 августа капитулировал основной бастион сопротивления японцев.
Он смотрел настоящей опасности прямо в глаза, но ни тогда ни сейчас в глазах его небыло страха. Он прошел свою войну достойно, и хотя бы поэтому заслуживает памяти и уважения тех ради которых он совершил свой подвиг.
Сейчас же он несмотря на свои годы полон желания жить. Жить с той же самой энергией и желанием которое было у молодого матроса до войны, несмотря на то что она отобрала у него эти годы. Вечерами он по прежнему как и раньше пишет книги, о своих воспоминаниях и с гордостью носит свой старый китель на котором кроме множества боевых наград красуется значек с силуэтом Чегевары.
Вот такой он, попрежнему счастливый и веселый, Геннадий Сергеевич Соколов.
Родился в 1923 году село Никитинка Андреевского (ныне Баганского) района Новосибирской области. Фрагмент из биографии об участии в ВОВ. В 1940 году окончил 10 классов Андреевской средней школы. Совместными усилиями РайОНО и райкома комсомола был направлен учителем истории в Теренгульскую НСШ (неполную среднюю школу). Проработал год. Только ушел в отпуск, началась война.
Как я ни просился на войну добровольцем, ничего не вышло. Добровольцев не призывали. Но лишь исполнилось 18 лет, сразу пришла повестка. Набрали нас 20 человек из района, только комсомольцев в Воздушно-Десантные войска. Меня назначили старшим этой команды и я доставил ее в город Барнаул. Тогда это был наш краевой центр (Алтайский край). В октябре 1941 года поездом прибыли в область немцев Поволжья. Там, недалеко от города Саратова располагался Первый Авиадесантный Запасной полк. В этом полку нас целый год готовили в качестве воздушных десантников: прыгали с парашютом с самолетов, планеров, аэростатов. В конце 1942 года личный состав полка был передан в 4-й Воздушно-Десантный корпус, располагавшийся близ города Тейково Ивановской области. Вскоре этот корпус был направлен в действующую армию на Северо-Западный фронт. В конце 1942 – начале 1943 года мы участвовали в боях в районе древнего города Старая Русса, к югу от Ленинграда. В бою при форсировании реки Ловать я получил первое свое ранение в голову осколком тяжелой мины. Преодолев водный рубеж, гнали фашистов до следующего водного рубежа – реки Редья. Но преодолеть его не удалось и наш 4-й ВДК, преобразованный теперь в 1-ю Воздушно – Десантную дивизию занял оборону. По эту сторону мы, а за Редьей – немцы. Там я стал снайпером. Ежедневно выползал на нейтральную полосу – а это были сплошные болота – и до самой темноты подкарауливал зазевавшихся врагов. В моей личной снайперской книжке было записано и удостоверено командиром роты 13 уничтоженных мной фашистов. Тут я получил свою первую правительственную награду – медаль «За боевые заслуги». В течение всего лета, ведя активную оборону, дивизия готовилась к штурму Старой Руссы. Это был 1943 год. И вот 18 августа в 6 часов утра штурм начался. Сначала шла мощнейшая артподготовка. Более 5 часов не смолкали орудия разных видов и калибров. Земля ходила ходуном. А наши барабанные перепонки готовы были лопнуть от ударов воздуха. А мы все еще находились на исходном рубеже, ожидая команду «Вперед!». Наконец эта команда раздалась, и командиры повели нас в атаку – на штурм города. А надо сказать, что в той заболоченной местности у противника не было окопов – любая ямка тут же заполнялась водой. Вместо окопов у противника были сооружены из бревен и земли стены высотой в рост человека. Первой стеной – она была сильно разрушена нашей артиллерией – мы овладели относительно быстро и без больших потерь. При штурме же второй стены, которая подверглась меньшему разрушению, мы стали нести большие потери убитыми и ранеными под жестоким пулеметным огнем противника. А еще были 3-я и 4-я стены, при штурме которых потери наши стали катастрофическими. Мой земляк и однокашник, санинструктор батальона, Зеленков Василий Дмитриевич один вынес с поля боя 150 раненых! Впоследствии за этот бой он был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. Результатом штурма стала трагедия. Можно сказать, дивизия легла у стен Старой Руссы костьми. Третью стену взяли, а до четвертой дошли единицы. Город брать было некому. Оставшиеся в живых рыдали, оплакивая погибших товарищей. На другой день нас – жалкие остатки дивизии – сменила какая-то часть. Нас отвели на станцию Пола, что в 18 километрах от места неудавшегося штурма, погрузили вместе с ранеными в товарные вагоны небольшого поезда и повезли в сторону Москвы. Думали на отдых и формирование. Однако в Москве сгрузили только раненых по госпиталям. А нас, оставшихся в живых и не раненых, погрузили в товарняк, который торопливо ринулся на юг. Разгрузились под Харьковом. Тут началась для нашей дивизии украинская эпопея. Подразделения нашей дивизии требовали колоссального пополнения. Так, в нашем батальоне от 700 человек осталось семеро. Ну и подформировали нас капитально. Батальон получил 400 ефрейторов, досрочно выпущенных в этом звании из военных училищ. Все ребята на подбор, все 1925 года рождения.
Дальнейший боевой путь наш подробно описывать нет возможности за неимением места и времени. Поэтому излагаю схематично, в общих чертах. Дивизия прошла с боями через всю Украину, от Харькова до Молдавии. При этом форсировала все реки на ее пути, в том числе могучий Днепр, освободила десятки городов и сел. Наш 3-й, теперь уже Гвардейский, как и вся дивизия, Воздушно-Десантный полк неоднократно проводил боевые операции в тылу врага, например, в районе городов Котовск и Балта Одесской области. В деревне Ксендзовка недалеко от Котовска нами была полностью уничтожена эсэсовская часть: 150 отборных фашистов были ликвидированы с помощью холодного оружия, без выстрела. На освобождение Украины ушли остатки 1943 года и почти половина 1944-го.Форсировав реку Днестр, и освободив (вместе с другими частями Красной армии) Молдавию, Дивизия вышла к государственной границе СССР. За этот период я получил еще две правительственные награды – медаль «За отвагу» и орден Славы 3-й степени. Воевал в должности помощника командира взвода в звании гвардии старшины. Перед штурмом государственной границы СССР с Румынией меня, как ветерана полка (таких остались единицы) перевели в штаб полка на офицерскую должность. И вот 20 августа 1944 года. После не очень продолжительной, но смертоносной подготовки оборона противника была прорвана, противник бежал без оглядки. Граница Родины – восстановлена. Развивая успех, дивизия открыла новую боевую страницу – освобождение стран Восточной Европы от коричневой чумы. Сначала Румыния, потом Венгрия, за ней Чехословакия. Особенно упорные и тяжелые сражения происходили в Венгрии, хотя легко нигде не было. Форсировали реки, горы, освобождали села и города. Под конец войны, на подступах к Праге я был тяжело ранен и вывезен самолетом в Венгрию, в город Ньерд-Харза. Здесь был госпиталь. Пролежал – пролечился в этом зеленом городе почти до конца июля. По выздоровлению был выписан по специальному запросу командира полка Героя Советского Союза гв. Полковника Громова Ивана Ивановича, в свой полк. Свободно передвигаясь по освобожденным странам и городам (Братислава, Прага, Вена, Варшава и др.) я искал свой полк. Наконец, в штабе 2-го Украинского фронта (командующий Малиновский Р.Я.) я узнал, что наш полк, как и дивизия погружены в поезда и двинулись на восток. На войну с Японией. И дали мне номер эшелона, унесшего мой родной полк навстречу новым сражениям. Преодолев огромные расстояния (через весь Советский Союз!) я догнал свою часть в Монголии. Это было в первых числах августа 1945 года, а через несколько дней дивизия вступила на территорию Китая. Числа 8-9 августа началась война. Буквально через 3-4 дня, в одном из ночных сражений я получил японскую, самурайскую пулю в левую ногу, которая была перебита еще на Западе. Отлежав 9 дней в госпитале (рана была сквозная и не считалась тяжелой) я покинул полевой госпиталь с костылем, догнал полк, который продолжал боевые действия: Форсировал горы Большого Хингана, реку Ляохэ и др. Закончили войну немного не дойдя до Желтого моря. В Китае я получил орден «Красной звезды» еще за бои на Украине при действиях в тылу врага, где мне гранатами удалось подавить пулемет противника, мешавший продвижению вперед нашего полка. По окончанию войны с Японией полк двинулся в сторону Монголии и далее в СССР, пройдя верхом на лошадях свыше 2000 километров (превратился в кавалерию). В Советский Союз возвратились в октябре, а в конце ноября меня демобилизовали по Указу, как учителя. К моим четырем боевым наградам добавились еще две медали – «За победу над Германией» и «За победу над Японией».
После войны вернулся к своей довоенной профессии учителя. Проработал в школе в общей сложности более 50 лет, из них 20 лет завучем и около 20 лет – директором средней школы. К фронтовым наградам добавился орден «Трудового Красного Знамени». Ровно через 40 лет после Победы, случайно оказавшись в Москве, просто нечаянно встретился с бывшим командиром нашего полка Громовым И.И., теперь уже Генерал-лейтенантом в отставке. По его просьбе и официальному приглашению дважды ездил в Москву на встречи с однополчанами, где удалось повидаться с оставшимися в живых боевыми друзьями. Звали и на 50-летие Победы, но поехать не смог по состоянию здоровья. Пенсионер, инвалид Великой Отечественной войны, Мартыко Иван Васильевич. 20 сентября 1995года.
Здравствуйте. Совершенно случайно узнал о вашем конкурсе, но сразу понял, что очень хочется поделиться воспоминаниями о своем деде, Каныгине Борисе Павловиче. Несмотря на то, что он ушел довольно давно, в 1995 году, всю мою сознательную жизнь дедушка олицетворял для меня Настоящего Мужчину, Врача, Воина. Во многом и профессиональный выбор (я – нейрохирург в одной из городских клиник) был обусловлен личностью Бориса Павловича. В 1941 году мой дед закончил Томский Медицинский институт, получив звание лейтенанта медицинской службы и до 1946 года оставался в строю, лично участвовал в боевых действиях, был ранен, имел много наград, в том числе 2 ордена. Демибилизовался в звании майора, а белого халата не снимал до самой смерти. Трудился врачом в различных стационарах Новосибирска, рядом из них длительное время руководил.
Из богатой фронтовой биографии Бориса Павловича мне хочется привести здесь два его рассказа о не слишком известном эпизоде Великой Отечественной – разгроме и капитуляции летом 1945 года частей Квантунской Армии на Дальнем Востоке. Принято считать, что эта короткая война была едва ли не парадным маршем наших дивизий по степям забайкалья и приамурью. Это далеко не так. Более чем миллионная японская армия оставалась всю войну грозной силой на восточных рубежах СССР и очень серьезным противником. Ее стремительный разгром в сорок пятом был проявлением не только обретенного морального и технологического превосходства наших солдат, но и , по словам деда, сметающей все жаждой окончательно вернуться домой.
Дивизия, в которой капитан Каныгин Борис Павлович командовал медсанбатом, базировалась вблизи станции Оловянная в Забайкалье. Часть была поднята по тревоге ночью 9 июля 1945 года и походным маршем двинулась в сторону границы. За несколько часов до этого у моей бабушки, старшины медицинской службы Каныгиной Антонины Ивановны, начались роды в военном госпитале. Понимая, что, находясь на передовой, может так и не узнать, отцом кого он стал, дед, едва получив приказ о выступлении, сразу же направил своего ординарца с ответным пакетом в штаб дивизии, попросив во чтобы то ни стало выяснить, кто же родился этой ночью. Дивизия выступала. Колонны «студебеккеров» утюжили волны ковыля, унося взвод за взводом в неизвестность маньчжурской ночи. Крепкие порывы ветра поднимали степную пыль, невидимую во тьме, и от того внезапно набивавшуюся в глаза и бронхи. Отдаленные раскаты конанады не внушали уверенности в счастливом исходе грядущего. Никто не строил прогнозов, не высказывал догадок. Впереди был по-азиатски хитрый, по-европейски вооруженный, опытный и изворотливый враг.
Дед ждал. Он загадал – если родился мальчик – то вернется живым и воспитает сына. Ну, а если девочка... Не находя себе места без известий, Борис Павлович уже отправил вперед своего заместителя с колонной машин санитарного батальона, намереваясь догнать на попутке с соседним полком. Ординарца все не было. Плотность огня орудий на юговостоке наростала. Последние части дивизии загружались в кузова автомобилей. Тянулись тягачи с боеприпасами. Наконец, последняя колонна, взревев моторами, стала трогаться с места. Дедушка запрыгнул на подножку полуторки с камнем на душе. Неизвестность – худшая из казней... Машина тронулась. И в этот момент, нагоняя колонну на взмыленной лошади (дед всегда говорил, что все это он запомнил просто как кадры из кинофильма, только с личным участием), его ординарец , не видя командира, скакал галопом и орал что есть мочи: «Сы-ын! Товарищ капитан, у вас сы-ын!!»... Машины , набирая скорость, шли на восток... День рожденья моего отца – 9 июля 1945 года...
Еще одно воспоминание относится уже к последним аккордам этой войны. Капитуляция Квантунской Армии происходила не одномоментно по всему фронту, а отдельными подразделениями. Нередко рядом с местами ожесточенных боев, выполняя приказ, могли сдаваться в плен целые дивизии. Боевой дух японцев оставался очень высок. Смелые и коварные, имитируя капитуляцию, они превращались в «живые мины», унося с собой десятки жизней. Отречения императора еще не произошло, и восточные способы уничтожения советских солдат были страшны, изощренны и далеки от представлений о рыцарстве на поле боя. Даже выполняя приказ командиров, японские офицеры на глазах у парламентеров зачастую совершали массовые «харакири»...В этой обстановке абсолютной трезвости не только от солдат, но и от нашего комсостава ожидать не приходилось... На участке фронта, занятом дивизией моего деда, противник объявил перемирие, однако не капитулировал. Фронтовое командование требовало немедленной посылки парламентерами старших офицеров, а в случае неудачи миссии – ликвидации японского дивизиона. Японцы же молчали.
Растянутость наших коммуникаций привела к тому, что из старшего офицерского состава в наличии на тот момент оказался только мой дед, уже майор медслужбы. Он и был направлен со взводом автоматчиков и офицером связи на позиции к японцам по приказу комдива. Борис Павлович знал его содержание. В распоряжении паралментеров с момента выхода на позиции противника имелся лишь час, чтобы подать сигнал о начале капитуляции. В противном случае немедленно, без всякого предупреждения, вступали в действие фронтовая артиллерия и реактивные минометы...
Наши «доджи» с белыми флажками подкатили к охраняемому штабу японцев. Ставя по паре солдат снаружи и изнутри каждой двери, майор Каныгин, связист и фронтовой переводчик в сопровождении группы младших офицеров японских войск продвигались по убежищу. Добравшись до адъютанта японского командующего, они были остановлены и оставлены в ожидании. За плотными дверями приглушенно звучали щебечущие японские слоги. Вошел генерал. Наши парламентарии поднялись. Мой дед кратко изложил предложение командования о капитуляции с гарантией жизни всему составу дивизиона. После слов перевода генерал, не произнеся ни звука, вместе с адъютантом вышли из комнаты. «Все»- решил Борис Павлович, - « это отказ, и ... ». В тот же момент вернулся адъютант. « Командование Квантунской Армии не отвечает. Генерал связывается напрямую с Токио» - перевел наш офицер. Потянулись минуты, десятки минут. Токио молчал. .. Дедушка никогда не говорил о страхе, вообще был оптимист, большой жизнелюб, наверное, поэтому и пережил 80-летний рубеж... И мне кажется неслучайным, что именно ему выпало под прицелами японских офицеров считать минуты до начала огня батарей... Минуты своей жизни...
Все прервал звонок телефона из кабинета генерала. Адъютант вышел за двери и сразу вернулся. «Наша дивизия капитулирует» - едва произнес он, как из кабинета раздался выстрел. Командующий дивизионом покончил с собой. Офицер связи бросился к аппарату – оставалось 15 минут до начала огня батареями. Советские автоматчики забирали оружие у офицеров штаба японского дивизиона. Борис Павлович с группой бойцов вышли во двор, где произвели выстрел условленной сигнальной ракетой... Солдаты курили, шутили. Дедушка снял со стриженой головы промокшую офицерскую фуражку....
Дорога в штаб нашей дивизии забита колоннами безоружных японских солдат. Свои винтовки и автоматы они складывали в охраняемые советскими автоматчиками места. Дедушка говорил, что никогда в жизни больше не видел он таких многометровых гор стрелкового оружия....
Я хочу рассказать о своем деде -Чебыкине Геннадии Ивановиче!
Он родился в 1925г. в селе Карги Свердловской области и был одним из того поколения, ушедших на войну молодых ребят 1925 года рождения. Пройдя войну, освобождая Украину, Венгрию, другие страны он закончил ее в Австрии –имеет медаль за взятие Вены, ну и конечно много других орденов и медалей.
В 2008г. я решил, что обязательно должен помочь съездить ему в покоренную им –солдатом-победителем -Европу (по местам боевой славы). Мы были во многих исторических местах: у Рейхстага, Бранденбургских ворот, в Трептов-парке Берлина, но особенно мне запомнилось посещение нами городского кладбища в Вене, где остались лежать его однополчане. Без слез было невозможно смотреть на то, как он с ними начал разговаривать –это через 63 года после окончания той войны. У нас была очень эмоциональная и добрая поездка.
А тот рассказ, который мне бы хотелось здесь опубликовать –это подарок нашего деда –нам –его внукам, как его воспоминания о войне. Данные рассказы ранее нигде не публиковались. И хоть дед мой далеко не профессиональный писатель –всю жизнь после войны проработал учителем физики -мы среди родных всегда читали его рассказы запоем.
С уважением, внук Ветерана ВОВ Чебыкина Геннадия Ивановича –Чебыкин Дмитрий Викторович (доцент кафедры организации здравоохранения Новосибирского Государственного Медуниверситета).
Теорема Пифагора
Киев. Осень 1946 года. Второй год после войны, после фронта. Служу в своём родном артиллерийском дивизионе 107-й воздушно-десантной дивизии. Командир орудия. Парашютные прыжки, стрельбы из пушек, карабинов, автоматов, разного рода учения, смотры, марши, спортивные соревнования обычная армейская послевоенная жизнь.
В тот памятный день проводились зачетные стрельбы из карабина. Дистанция - 100 метров. Наша батарея отстрелялась хуже всех. Командир батареи капитан Лалаян -рвёт и мечет, грозится всех командиров орудий на гауптвахту посадить. Я тоже плохо стрелял, на тройку с минусом. Но во время стрельбы заметил, что мишени для нашей батареи установлены не напротив огневого рубежа, а как-то в сторонке. После вечерней поверки я рассказал командиру взвода о своем наблюдении. Тот -мужик грамотный, военное училище окончил - сообразил и пригласил в офицерскую комнату. Рисую. 100 метров -это по катету, как положено, а мы стреляли по гипотенузе. Явно, больше 100 метров. Пишем рапорт -докладную командиру батареи. Утром находим комбата и подаем ему свои расчеты. Прочитал, встрепенулся -крутой у нас был комбат - и к начальнику штаба. Нас с собой прихватил. Начштаба, выслушав горячего Лалаяна и мало что поняв, обратился к нам. Пользуясь чертежом и расчетами, на основании теоремы Пифагора, доказываем, что дистанция при стрельбе могла быть больше нормативной. По инструкции разрешалась погрешность не более, чем на 1%. А сколько у нас, не знаем. Вызывает майор (начштаба) коменданта стрельбища и приказывает произвести замеры. Пошли измерять. Мишени смещены на шестнадцать метров вправо. Подсчитываем: 101,3 метра. Это сверх допустимого. Приказ по дивизиону: первой батарее назначить перестрелку.
Что в батарее началось! Всё свободное время чистим и пристреливаем карабины, заново отрабатываем изготовку к стрельбе, прицеливание. Воскресенье - назначенный день. Другие батареи отдыхают, а мы шагаем на стрельбище, расположенное в полукилометре от трагически известного Бабьего Яра. С комбатом приехал и начальник штаба. И как постреляли! Из шестидесяти стрелявших - только двое на тройку, остальные - на 4 и 5. Такого ещё не бывало. Удивляется начштаба, ликует комбат.
На другой день - приказ по дивизиону: всему личному составу батареи - благодарность, а гвардии старшему сержанту Чебыкину –десятидневный отпуск (без учета дороги). Это, скорее всего, мой комбат похлопотал.
В то тяжелое для страны время, рядовому и сержантскому составу на полагалось отпусков. И вдруг такое… Я и не скрывал своей радости и готов был тот час бежать на вокзал, почти тру года не видел маму, братьев, сестер. Да, к тому же, очень хотелось встретиться с девушкой, которая заочно через мою сестру передала привет мне, как солдату-победителю.
Не знаю, могли ли мы когда-нибудь встретиться, если бы не тот отпуск, подаренный мне в 1946? Нам посчастливилось, повезло. Спасибо тебе, Пифагор! (Г.Чебыкин)
P.S. та самая девушка -это моя бабушка (Чебыкин Д.)
В начальной школе нам задавали написать сочинение о родственниках, участвовавших в Великой Отечественной Войне, и оно у меня чудом сохранилось.
В каждой российской семье есть хотя бы один человек, который воевал в Великой Отечественной Войне. Моя семья не исключение.
В 1905 году в далёкой сибирской деревне Степановка Гжатского района Новосибирской области родился Панов Иван Григорьевич — мой прадед. Всю свою жизнь прадедушка работал в колхозе, а когда началась Великая Отечественная Война, ушёл на фронт.
Мы знаем, что осенью 1941 началось генеральное наступление немцев на Москву, они прорвали оборону советских войск и окружили четыре армии западнее Вязьмы и две — южнее Брянска. Для Москвы сложилась критическая ситуация. 20 октября в Москве было введено осадное положение. Неимоверными усилиями защитников столицы наступление немцев в первых числах ноября было остановлено, но в середине ноября оно возобновилось. К концу ноября войска западного фронта получили значительное подкрепление из Сибири и восточных районов страны. Среди воинов сибиряков и был мой прадед. В решающих боях под Москвой, он был ранен в плечо и 8 декабря 1941г скончался в госпитале от потери крови.
Долгое время наша семья не знала, где же он похоронен. И только в 1968г мой прадед Панов Василий Иванович, его сын, обратился в Министерство обороны СССР с просьбой разыскать могилу своего отца.
Так наша семья узнала, что Панов Иван Григорьевич похоронен в братской могиле защитников столицы на Рогожском кладбище города Москвы.
Победа в декабре 1941 под москвой явилась переломным моментом в ВОВ, она изменила весь дальнейший ход II мировой войны, и в этом есть заслуга моего прадеда, Панова Ивана Григорьевича.
Как сейчас вспоминаю, мне рассказывали как прадед приехав в Москву, сказал «Господи, какая она красивая, умереть за неё не страшно».
Рассказывает моя мама:
Мой дядя, Безбородов Владимир Петрович, прошёл всю войну, был контужен, потерял слух, но к счастью вернулся домой. Его не стало в 2005 году, ему было 82 года. Но как сейчас помню те редкие минуты, когда я приезжала к нему в гости, и мы садились за большой стол, щедро уставленный нехитрой деревенской снедью, и разговаривали. И я всегда просила его рассказать про войну. Рассказчиком дядя был замечательным. Помню как он рассказал нам о задании, за выполнение которого был награжден Орденом Красной Звезды.
Стояла осень 43-го года. Немецкие войска захватили Днепр и ожесточенно обороняли свои позиции. И все‑таки, несмотря на мощное сопротивление противника, наши войска прорвались к Днепру, о чем сразу же было передано сообщение в штаб Армии. Маршал И.Х.Баграмян попросил привезти ему пробу воды из Днепра. Выполнение этого задания было поручено моему дяде, мл. лейтенанту Безбородову В.П. и двум его сослуживцам. Путь был неблизкий, несколько километров. Сначала шли лесом, потом пересекли шоссе и через лесок вышли к берегу Днепра. Шли осторожно, опасность встречи с противником была высока. Набрали воды в бутылку, плотно закупорили её и — в обратный путь. У шоссе услышали гул приближающегося мотоцикла. Залегли в придорожной насыпи и стали ждать. «Мотоцикл один, а фашистов трое», — прошептал один из бойцов. «Бросим гранату и сразу на захват», — скомандовал мой дядя. Так и сделали. Ещё не осела пыль от взрыва гранаты, как два немецких солдата были уничтожены, а немецкий офицер взят в плен. В мотоцикле также был обнаружен портфель с документами. «Языка» доставили в расположение части. Однако, немец говорить отказался и потребовал переправить его в штаб армии.
А через месяц пришёл приказ о награждении моего дяди мл. лейтенанта Безбородова В.П. и двух его сослуживцев Орденами Красной Звезды.
Как оказалось, документы, обнаруженные в портфеле немецкого офицера, а также сведения, переданные самим офицером, имели для нашей армии большое значение.
Это было простым школьным заданием, спросить ваших родственников о войне и рассказать. Я сразу решила позвонить прабабушке. Моя прабабушка всю свою жизнь была учителем, она села и написала все от руки, 7 страниц рукописного текста в 91 год без единой ошибки. Она очень торопилась все вспомнить и дописать, два дня она сидела и писала. Когда она закончила и уснула, то наутро у нее случился инсульт, и у меня уже не осталось шанса с ней поговорить, спустя два месяца она умерла. Но ее историю, я сохранила и всегда буду помнить и рассказывать своим детям и внукам, она была замечательным человеком и навсегда останется в моем сердце.
…Я и сейчас помню тот день первого сентября 1937 года после окончания педагогического техникума, мне предстояло дать свой первый урок во втором классе Ботевской средней школе. В памяти сохранилось все до мельчайших подробностей. С волнением преступила порог школы, сильно волнуясь, вхожу в класс. Как-то особенно громко звучит звонок. Робея, я окидываю взглядом сидящих за партами второклассников говорю: «Здравствуйте дети! Я ваша первая учительница, давайте знакомиться, меня зовут Бочеварова Анна Николаевна. Это было 45 лет назад. Отсюда началась моя трудовая деятельность. Труден путь учителя. Но зато какую огромную радость испытывает он видя плоды своего труда. Много изменилось в моей жизни за эти 45 лет педагогической работы - отношение к делу. Все так же пристально присматриваюсь к своим ученикам, добиваюсь прочных и глубоких знаний у своих учеников. Я много лет работала без второгодников, учитель работает над самой ответственной задачей – он формирует человека. Много добрых слов и пожеланий я получала и получаю в свой адрес от своих воспитанников. Вот одно из стихотворений посвящено мне моим учеником Яровым Виктором.
Первой учительнице.
Прихожу, навещаю Вас
Повзрослевший совсем иной….
Те же парты и тот же класс,
Что не выросли вместе со мной
Вы еще мудрей и ясней
Все серебряней седина.
Может волос, какой нибудь в ней
И моя – дальних лет – вина.
Ваших глаз удивительный свет
Будет в наших глазах блистать
Вы учили нас столько лет!
Как должны Вы устать!
Я пришел к Вам, спросите меня
Весь преподанный вами урок.
И попросите меня, чтобы я
Ошибиться больше не смог
Возвращаюсь к вам потому
Что вот здесь – начало мое
Вашу руку к губам прижму
И как сын поцелую ее.
Город Осинники ( Яровой Виктор я благодарю своего ученика за поздравление. Заслуженная награждена медалями за долголетний и добросовестный труд, ветеран Труда, Ветеран Великой Отечественной войны Бочеварова Анна Николаевна посвящаю своей внучке Макаренко Анне Анатольевне ). Мне исполнилось в 2007 году 90 лет 29 июля город Новосибирск.
Летней ночью на рассвете,
Когда мирно спали дети, Гитлер дал войскам приказ
И послал солдат немецких,
Против всех людей советских
Это значит, против нас.
И от края и до края поднялись большевики!
И от недруга врага стали очищать
Наши родные края!
Отечественная война
22 июня 1941 года страшное известие потрясло меня. Утром к 10 часам из двора во двор кричат: - «Митинг, Митинг на площади! Бегу туда с 6-ти месячным ребенком. Народу не пробиться. Кругом стоят подводы груженные мужчин, женщин, юношей, девушек. Женщины, старики, дети стоят вокруг трибуны. Оратор объявил: - «Германия объявила нам войну». Утром в 4 часа бомбили Киев, Житомир, Брест. Тут же объявили демобилизацию в армию, а люди сами лезли на телеги и объявляли: - «Я иду добровольно бить врага». Стон, плач, крики. Так отправились цепочкой в длинный ряд в Приазовский райвоенкомат мобилизованные и добровольцы. А на завтра началась эвакуация тракторов, машин, ничего не хотели оставлять врагу. Я хотела тут же уехать в Запорожье, но на какой то миг задержалась. В это время мы жили в городе Запорожье. Двое маленьких детей, куда с ними. Пятнадцатого июля я получила телеграмму от мужа « не выезжай, меня мобилизовали в армию», я отправилась в Приазовский райвоенкомат за пособием на детей. В Приазовье стояла трехтысячная чечено-ингушская армия солдат. Немцы бомбили по ним. Бомбы рушились со страшной силой. Бомбы падали в здания, больницы, роддомы, школы, другие районные здания и учреждения. В этот день 15го июля 1941 года враги разрушили и разбомбили Приазовье. Далеко за десятки километров были видны клубы дыма и огня, как раз эвакуировалась Ботевская средняя школа. Пособие на детей не могла оформить я бежала по большому тракту, где двигались военные машины. Пробежала 20 км, когда остановилась машина, покрытая брезентом, куда?
Я махнула рукой туда на восток, Они посадили с ребенком в машину. Доехала до Владимировки сошла с машины и повернула направо к морю, до Ботево оставалось 3 км. Никакого пособия не могла оформить, так жила кое-как, От папы ни одного письма не получила. Немцы успели сорвать мосты и переправы. Много народу и скота скопилось около переправ Днепра, как только отправили женщин и подростков на окопы дня через 2-3 докатилась война до Ботево я вышла на улицы с детьми и вдруг страшный гул летят и гудят, стали ниже опускаться, а бомбы стали сыпаться сильный удар, взрыв, копоть и стоны я схватила детей под живот толкнулась под стол с ними в углу к печке. А Гале и Пете сказала, лезьте под кровать! В этот момент окна задрожали и всех, а нас обдало сквозняком. Кругом стало тихо. Молчу и слушаю, дети дышат или нет. Тогда я ощупала детей, я как крикну: «Галя, Петя вы жив? Живые». Я вышла из под стола, извлекла детей из под кровати. Мы вышли на улицу, запыленные, посмотрели вокруг, а рядом с нами большой дом колхозный бригады половина разрушена. Во дворе три воронки и до сих пор стоят не зарытые, как память военных лет. В начале сентября 1941 года оккупанты въехали на крытых машинах. Передовые части поехали дальше, а некоторые машины остались хозяйничать в Ботево. Устанавливая комендатуру в школьном здании, а рядом устроили контору «Биржа труда». Так я оказалась на оккупированной территории. Комендатура, колхоз не разгоняла, какие-то колхозники остались, их использовали на работе – обрабатывали землю, засевали поля. Женщин и подростков выгоняли с раннего утра на работу. Верно будет сказать, что мы все жители остались в плену у немцев. Первые дни немецкие солдаты ходили по домам, грабили у кого что есть, а потом стали требовать яйцо, шпик, жиры, гусей, уток, кур, поросят. Биржа труда ставила все взрослое население на учет. Каждое утро солдаты комендатуры обходили дворы с плетками на руках, выгоняли людей на работу (Арбайтен, арбайтен). Пороли плетками, кто отказывался работать, я не бралась на учет в биржу труда, на работу не ходила и на глаза не показывалась солдатам. Два года жили мы в оккупации. Всё пришлось голод и холод…. Дети тяжело заболевали, никто не лечил, больницы закрыли, врачи ушли на фронт. Сами, как могли, так и лечили себя и детей. Радио не было, из уст в уста передают разговоры где идут бои, какие города и области оккупировал немец. Жили только слухами. В одно воскресенье случилось невероятное, у нас жил мальчик сирота Ефименко Федя, я послала его на речку за гусями. Он тут же прибежал и так громко крикнул: «Тётя Аня дядя Ваня идет!». Я от испуга присела, какой дядя Ваня, где ему взяться… Когда Федя ушел за гусями, он сидел в ветроупоре, он спросил его, есть ли немцы в селе. Федя рассказал, что знал. Уже совсем стемнело, в окне мелькнула фигура, впустила его, он обмылся, переоделся, наелся и стал рассказывать, что он сбежал из плена. Сентябрь 1941 года, часть его стояла на острове Хортица на правом берегу Днепра, бои завязались большие: сверху летели Мессершмиты, снизу били зенитные орудия, наши танки шли и шли, а немцы били и били. Фашиста зажали их к острову, тогда они двинули вперед, но куда впереди Днепр. Так они, окруженные врагами попали в ловушку. Пал в бою комбат и замыкающий танка. Они побежали в овраг, но и тут кричат фашисты «Хенде Хох» и пришлось идти, повели их по дороге с часовыми и собаками. Цепочка тянулась далеко, всё шли и шли по шоссе. Кто не мог идти их тут же пристреливали, а остальных всё гнали и гнали этапом. Останавливали на привал тут же на дороге, женщины из деревни выносили еду, если кто-то хватал еду – убивали. Мысль о плене не давала ему покоя, начались на ногах нарывы, идти не мог, потащили товарищи волоком, силы иссякли, идти не мог и сел на дороге, но откуда-то взялась телега. Фашисты били прикладами, чудом не убили, кто-то втащил на телегу и он не помнил как добрались до города Белая Церковь Николаевской области. Там был лагерь пленных, он был огорожен колючей проволокой высотой 4 метра, построенный на ровном поле. Всего в лагере было около четыре тысяч пленных. Лагерь открытый, крыш не было. Под открытом небом мокли под дождём или жгло солнце. Вокруг часовые с собакой. Пошли болезни: дизентерия, брюшной тиф, по утрам выносил по 40-50 человек умерших. Пытался трижды бежать, ловили, после побегов били прикладами и плетками, сбежал.
24 сентября 1943 года советские войска освободили село Ботево от фашистов. А было это так: с моря пролетели наши самолеты, а немцы в это время подобрали всех людей: женщин, детей, стариков и гнали их по шоссе по направлению к Мелитополю. А сами на мотоциклах объезжали все дворы и поджигали скирды соломы, дома, сараи, пламя огня пылало всюду, шум, плач, грохот, крики, лязганье какого-то оружия, все смешалось. Мы не заметили как убрались фашисты, побросав свои вещи. И вдруг крики. Наши! Наши! Наши! Наши освободители! Наша армия! Выходите не прячьтесь! Мы вышли на встречу с цветами, с арбузами, хлебом. Нас спрашивали, как нас мучили, как мы жили на оккупированной территории, мы все рассказали, благодарили и кричали «Ура освободителям!, хлопали в ладоши. Я повязала красный галстук командиру танку, а повязала его за то, что он первым освободил нас от фашизма, очень жаль, что не помню его фамилии и часть его. Только осталось в памяти, молодой, смеющийся, особенной улыбкой радости. Я повязала ему галстук за то, что я осталась жива и мои дети не остались сиротами. Мы обвешали танки цветами, далеко проводили за село…..
Мой дед, Иван Мещенко, в войну был минером. Самой дорогой наградой для него была медаль за отвагу. Вот за что он её получил.
Однажды ночью их рота остановилась в одном из пражских домов. Все уже спали, только ему не спалось, он перечитывал письма из дома. И вот в этой тишине дед услышал тиканье, он сразу понял, что тикают совсем не часы. Разбудил командира, потом и всю роту... систему удалось разминировать за пол часа до взрыва. Пол города должно было взлететь на воздух... Эту историю со слезами на глазах мой дед рассказывал когда мне было 12 лет. Я запомнила глаза деда на всю жизнь!
Яков Лапин, мой прадед (на фотографии слева). Родная фамилия Чеботаев, когда был маленький его отдали в приемную семью, фамилия которой с ним и осталась.
Как о нем рассказывали, в мирное время его отправляли поднимать самые отстающие колхозы, что ему с успехом удавалось. Когда пришла война, его не пускали на фронт по причине ценности. Несмотря на это он добился разрешения и пошёл служить простым рядовым. Погиб в первые месяцы... Ни наград, ни признаний. Только наша память и гордость.
Я расскажу свою историю, своей, семьи....
На войне у меня участвовали прабабушка(Смирнова Прасковья Александровна ) и прадедушка (Смирнов Петр Леонтьевич)
Смирнов Петр Леонтьевич
Пошел на фронт,в самом начале войны.Отличился в первые годы войны,и его распределили в часть, которая была одной из самых сильных, был награжден медалями:«За отвагу» "За оборону Сталинграда"+ записи были утеряны, и мама не помнит точных названий... Все было 16 наград...
В 43 году, был направлен в Сталинград, Прошел битву Под Сталинградом!! Как раз награжден был медалью За оборону Сталинграда!
Поже про‑бабушке пришла весь, а том что он Пропал в конце 43го года без вести...
Смирнова Прасковья Александровна
Прошла всю войну... С начало работала на заводе,делали пули, и снаряды, в охраняла тыл мужа... после на их Деревню напали... Прабабушку, и её дочь(Мою бабушку) взяли в плен, и повезли в Германию.... по дороге на конвой напала Наша Советская армия... Началась в паника, так как они шли в конце, охрана, побежала в перед, и они долго не думаю, не упустили шанс, они спрятались за сугроб... Советская армия, отошла назад... так как их было меньше... Когда немцы увидели, что люди убежали... они стали стрелять по сугробам, за сугробом сидели Прабабушка, Мама, и русский мужик!!Пули прошли рядом, но одна зацепила Мужика в Ногу!!! Но он не «пискнул» от боли, потому что знал, что их услышат...Немцы ушли, а Они пошли к нашим...
А прабабушка, была награждена медалью «ВЕТЕРАН ТРУДА»
Вот такая история!
У меня щас на руках, медаль «Ветерана труда» она в идеальном состояние, храню, её, в том, что Маме дали на заводе, в картонной коробке,+ в бумаге, как живую память он ней!! жаль что медали Прадедушки не были, нам отданы...
ps‑фото, медали не могу выложить,из‑за отсутствие фото‑аппарата!
pss- Попробую, найти фото прадедушки, и прабабушки!Первый 30 минут, закончились не чем...
Только что узнал точно сколько было наград!!!!!!!! Их было 16 шт!!!!!!!